Новая цифровая реальность. Да, смерть: как цифровая реальность и социальные сети меняют наши представления о неизбежном

Моя 25-летняя приятельница К. назначила наследницей своего аккаунта в фейсбуке подругу. На логичный вопрос, почему она так рано задумалась о том, что произойдет с ее учетной записью в популярной социальной сети после смерти, К. отвечает, что впервые подобная мысль пришла ей в голову еще несколько лет назад. Тогда за небольшой промежуток времени умерли несколько ее сверстников - одноклассников и друзей детства. В прошлом году не стало близкого человека старшего поколения, чья жизнь никак не была связана с общением в интернете. И чтобы пригласить друзей и бывших сослуживцев покойного на похороны, К. пришлось искать и восстанавливать телефонные номера незнакомых людей по старым записным книжкам. В тот момент она вновь подумала, что человек иногда внезапно смертен.

Ежегодно в интернете появляются десятки миллионов пользователей, все они регистрируются в социальных сетях и оставляют там терабайты информации, а сами виртуальные площадки и хранящийся на них контент давно приобрели материальную ценность. Тем не менее фактически ни у одного из сервисов нет четкой политики выявления аккаунтов ушедших из жизни людей и работы с такими учетными записями.

Что можно сделать с аккаунтом умершего человека

Так, пресс-служба «ВКонтакте» утверждает, что всегда прислушивается к пожеланиям родственников умершего: «Один из вариантов решения этого вопроса - повышение приватности страницы, когда весь контент, размещенный на ней, становится доступен только для друзей, а аккаунт сохраняется в том виде, какой он имел на момент последнего захода на сайт его владельца».

При этом на странице нельзя будет оставить публичный пост, отправить с такого профиля приглашение в друзья, прокомментировать фото или запись на стене - аккаунт будет существовать с тем контентом, который добавил в него сам пользователь при жизни. Получить доступ (логин и пароль) к странице-мемориалу также невозможно - наблюдать за виртуальным существованием покойного после смерти разрешается только со стороны. Наконец, вы можете полностью удалить страницу, но в любом случае придется обратиться в службу поддержки.

В фейсбуке наследника (так называемого legacy contact ) можно назначить при жизни. Когда пользователь умрет, его доверенное лицо должно будет отправить в службу поддержки соцсети специальный запрос. После его подтверждения в профиле покойного напротив имени появится специальная пометка (Remembering ), а наследник сможет добавить на страницу прикрепленный пост (например, с некрологом или информацией о дате и месте прощания с человеком), ответить на новые запросы на добавление в друзья, поменять юзерпик и т. д. При этом внести изменения в прошлые записи, удалить старые фото или кого-то из друзей, получить доступ к личной переписке покойного не получится.

Аналогичная опция доступна и в инстаграме, а вот Twitter пока так и не сформулировал внятной позиции в отношении умерших пользователей.

Как еще можно продлить цифровую жизнь

Радикальные способы продлить жизнь в цифре предлагают сайты, собранные на платформе Digital Beyond . Это в некотором смысле агрегатор постмортальных возможностей для гиков и параноиков. Составить онлайн-завещание? Легко! Запланировать посты, которые будут выходить в установленные даты и время после вашей смерти на несколько десятилетий вперед? Запросто! Главное, чтобы вам хватило терпения. И контента. И денег, конечно.

Сервисы с говорящими названиями вроде MyGoodbyeMessage или Dead Social предлагают самые разные варианты: от простого оповещения всех друзей в соцсетях и контактов в записной книжке, что вы отошли в мир иной, до ведения профиля после вашей кончины и бдения над онлайн-могилкой усопшего. В последнем случае сервис обязуется охранять аккаунт от взлома и спамеров.

Что происходит с юзернеймами после смерти их владельцев

Фактически ничего. К сожалению, регулирование цифрового наследования пока еще практика будущего. Большую часть законов, принципов и моделей поведения в отношении виртуальной смерти нам лишь предстоит выработать в ближайшие годы. С «красивыми» юзернеймами дела сегодня обстоят примерно так же, как некогда с «красивыми» телефонными номерами: кто успел, того и тапки.

Правда, в 2013 году пока что единственное на российском рынке решение в этой области появилось у компании-регистратора Reg.ru, которая, помимо прочего, предлагает опцию завещания домена. Проделать такое с юзернеймом, увы, сейчас невозможно.

Хорошие новости для читеров

Если постмодернистский дискурс предполагает принятие постоянной трансформации человека (менять можно возраст, пол, расу и т. д.), то почему не сделать ход конем и не заменить живое мертвым? Таким вопросом задаются авторы сериала «Черное зеркало», посвятившие теме создания виртуальной копии человека сразу несколько эпизодов нового сезона. Об этом же рассуждает в своей колонке для газеты The Guardian журналистка Оливия Солон. К обсуждению проблемы цифровой жизни после смерти она пригласила сотрудника Оксфордского института интернета Карла Емана. Он утверждает, что только в ближайшие 30 лет в мир иной отойдет около 3 миллиардов человек, которые оставят в соцсетях зеттабайты (1 зеттабайт = 1 трлн гигабайт) информации, и корпорации попытаются извлечь из этого выгоду. «Если хранение аккаунтов умерших потребует больших затрат, то компании захотят это монетизировать», - говорит Еман.

Пока подобными разработками занимаются лишь ИИ-стартапы, такие как Replika, возглавляемая российским предпринимателем Евгенией Куйдой. Проект появился как реакция на трагическую гибель в ДТП друга Куйды Романа Мазуренко. Тогда Евгения попросила друзей и близких погибшего прислать ей логи их переписки с ним в различных социальных сетях. Собранная информация была загружена в нейросеть, и вскоре появился чат-бот, или виртуальный аватар Luka, который отвечает на вопросы и реплики пользователя одноименного приложения так, как это делал бы Роман.

Разработкой аналогичных чатботов занимается и сотрудник медиалаборатории МТИ и Университета Райерсона Хоссейн Рахнама, называющий это «концепцией дополненного бессмертия». Она предполагает создание на основе нейросетей программы, которая не только хранит цифровой след усопшего, но и оригинально «мыслит», то есть может давать оценку текущим событиям и делиться мнением определенного человека уже после его смерти, как если бы его личность нашла возможность продолжать жизнь в машине.

Рахнама считает, что мы сможем пообщаться с давно умершими учеными, политиками и звездами шоу-бизнеса уже через 30–40 лет.

«Представьте, что мы активируем профиль Рональда Рейгана и спросим, что он думает о Дональде Трампе», - заявляет Рахнама в интервью.

По мнению ученого, поколение миллениалов готово к такому развитию событий, ведь молодежь привыкла ежедневно делиться даже самой малозначительной информацией о себе в социальных сетях. Так, только за ближайшие 60 лет каждый сегодняшний миллениал накопит зеттабайты данных.

Психолог из Торонто Андреа Уорник полагает, что цифровая жизнь после смерти ценна в первую очередь для родственников и друзей покойного, поскольку обладает терапевтическим эффектом. В частности, Уорник уверена, что многие прибегнут к разговору с таким виртуальным аватаром не для того, чтобы узнать его мнение, а с целью быть выслушанными и услышанными. В то же время технология может еще больше отстранить и без того испытывающего скорбь человека от реальности и погрузить его в депрессию.

Что будет дальше

С одной стороны, существует вероятность появления безразмерных заброшенных онлайн-некрополей из существующих страниц пользователей социальных сетей и приложений, населенных чат-ботами-зомби. С другой - развитие нейросетей позволяет смотреть в будущее с оптимизмом: не сегодня завтра Илон Маск создаст простую и дешевую технологию, позволяющую «консервировать» не только наши аккаунты и содержащийся в них контент, но и нас самих и даже наши бренные тела. Осталось только дожить до этого прекрасного момента.

Человечеству предстоит жить в среде технологий, как рыбке в аквариуме, говорит наука. Но готово ли оно к этому?

Для передовой современной науки цифровая экономика - это уже не завтрашний день. И даже не нынешний. А - вчерашний. Так утверждают учёные, анализирующие нынешний технологический и информационный перелом, захватывающий всю нашу планету.

Будущее шагает по руинам и строит на них новую реальность

Темы подступающего прямо по руинам предыдущих экономических, социальных, моральных отношений нового цифрового будущего обсуждались не так давно на прошедшей в культурном центре посольства Белоруссии в Москве научной конференции.

Собственно, формальным поводом для организации этого форума стал выход и презентация книги "Контуры цифровой реальности. Гуманитарно-технологическая революция и выбор будущего". Она стала результатом работы мощного коллектива авторов, которую своим грантом профинансировал Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ). По сложившейся полезной традиции, над этим проектом, как и над другими "огрантованными" РФФИ, можно надписать слово "впервые": впервые проанализированы программы развития цифровой экономики Союзного государства России и Белоруссии.

Но как водится, сам ход обсуждений вышел довольно далеко за рамки формальной тематики. Дело в том, что за несколько бравирующим названием работы стоит описание и анализ действительно "революционной ситуации" в нынешнем мире, буквально беременном совершенно новыми отношениями, которые неизбежно придут вслед за неизбежными переменами в экономическом укладе современного общества. И именно гуманитарно-технологической революцией назвал подступающие цивилизационные изменения один из руководителей научного коллектива создателей книги, заместитель президента РАН и член-корреспондент РАН Владимир Иванов.

За всю историю человечества прошло несколько основных этапов. Начиная от выживания, когда надо было выжить в недружелюбной среде, через разные стадии технологического развития и промышленные революции до процессов, которые мы наблюдаем сейчас, - рассказал он "Царьграду". - И человечество каждый раз, когда осваивало новые технологии, одновременно формировало новую культуру. Это был неразрывный процесс. А уже от новой культуры, именно от неё, - формировалась новая экономика".

Контуры цифровой реальности

Новая, цифровая и информационная реальность для человечества характеризуется следующими принципиально новыми чертами, констатировали учёные, выступавшие на конференции. Первое: до сих пор все технологии использовали какие-то природные явления и материалы. Начиная от первых обработанных рукою древнего человека камней и заканчивая компонентами ядерного или ракетного топлива. Открытия колеса, земледелия, железа, пороха, пара ложились в основу новых укладов, но исходили все из природы.

Так вот: информационные технологии природных явлений не используют. Они являются производной не от природы, а от предыдущих технологий.

Экспонат выставки роботов в Москве. Фото: www.globallookpress.com

Второе: без информационных технологий сегодня нет доступа ни к каким другим современным технологиям. Именно современным, потому что к паровой машине или к каменному топору люди вольны всегда вернуться. Но нынешняя связь по нынешним мобильникам без неё невозможна. Не говоря о более сложных устройствах и производствах.

Отсюда: информационные технологии всепроникающи и неизбывны. Никуда от них и никуда - без них.

Третье: информационные технологии сопровождают современные высокие технологии, которыми уверенно пользуется практически всё человечество. Взять хоть те же мобильные телефоны, хоть компьютеры, хоть энергетику. Это и облегчает, и усложняет всё, неся всему многочисленные неизбежные и постоянные трансформации.

В частности, в информационном обществе подошла к своему пределу, исчерпала свои возможности классическая модель капитализма. Место конкуренции занимает мощная концентрация финансовых и информационных ресурсов. Их, этих ресурсов, конечные хозяева могут делегировать некоторые управленческие и производственные функции по использованию или обслуживанию этих ресурсов, но они останутся хозяевами и этих делегированных функций и тех, кто их будет исполнять. Это, пожалуй, ещё не "Железная пята" Джека Лондона, но действительно высшая и последняя стадия капитализма, когда немногие владеют всем.

Из простого доступа к высоким технологиям следуют системные трансформации не только базовых общественно-экономических платформ и отношений, но и надстроечных явлений. Например, на наших глазах всего за пару-тройку десятилетий терроризм превратился из разовых проявлений уже в системное явление. Соответственно, системной частью общества и общественных отношений становятся и постоянные специальные боевые действия против него. Общество оказывается в положении постоянной системной войны одних своих частей с другими…

Наконец, информационные технологии означают формирование технологического континуума как среды обитания человека. Сегодня мы живём не в природе, мы живём в технологиях. Мы их, фигурально говоря, едим, мы в них спим, в них перемещаемся, мы в них мыслим, в конце концов. Мы уже не живём в природе, мы отделены от неё аквариумным стеклом технологий.

Мы, как рыбки в аквариуме, получаем корм опять-таки благодаря технологиям, причём рука дающая настолько растворена и обезличена в них, что корм этот, воистину, как рыбкам, подаётся из какого-то чуждого, внешнего мира…

И что на фоне этого какая-то цифровизация? Всего лишь набор знаков, сопровождающий кругооборот других знаков, оформляющих кругооборот ресурсов и услуг по их обработке и присвоению…

Заменит ли робот человека

Этому, собственно, давно придумано название: постиндустриальный мир. Мир не производств, а услуг. Мир обмена свидетельствами об услугах, а не о произведённом продукте.

Да, продукт тоже производится. И часто звучат голоса, что, мол, высокая капитализация какого-нибудь "Гугла" не стоит на деле ничего без реального производства хлеба, машин, энергии и так далее. Так что индустриальный мир никуда не делся - просто внутри него относительно вырос сектор услуг. Но в сущности те только висят на шее у индустрии.

Всё так. Но на конференции по контурам цифровой реальности и наступающей гуманитарно-технологической революции звучали такие цифры: из 100 человек в современном мире реально кормят всех в сельском хозяйстве только 2, занимаются реальным производством только 10, в сфере управления и услуг заняты необходимой работой ещё 13… А остальные 75 уже сегодня реально ничего не производят!

Нет, они заняты, конечно. Кое-как. Чтобы совсем не разлагались. И это для них и работает раздутая сфера услуг: одни в ней что-нибудь придумывают - например, компьютерную игрушку, - другие её покупают, ради чего изобретают какую-то услугу для третьего. А тот, чтобы её оплатить, тоже что-то придумывает - ту же компьютерную игру… Этакий круговорот безделья!

А ведь грядут ещё роботы… Причём на базе искусственного интеллекта, связанного нейросетями, самоорганизующегося в социальные сообщества и даже способного ощущать эмоции. Не станет ли тогда ненужным всё человечество? Да к тому же - живущее в аквариуме технологий и не способное вылезти из него, как неспособны рыбки выбраться из реального аквариума. Да лучше и не пытаться…

Нет, робот - не замена человеку, уверен Владимир Иванов. - Он - исполнитель его воли, - заявил учёный. - И тогда компьютер - это средство передачи воли человека роботу. А цифра - это тот язык, на котором они общаются. Вот в чём вся суть цифровой экономики".

Но к чему придёт человечество, если принять, что постиндустриальное общество - это общество, в котором будут работать ещё меньше людей?

Нет. Не так, - отвечает на этот вопрос Иванов. - Людей будет работать столько же. Потому что человек себе работу найдет всегда. Его мозг иначе не может".

А роботы?

А роботы будут заниматься только рутинной работой. То есть задача робота - освободить человека для творческих функций, взяв на себя рутину. Робот ведь может делать только ту работу, которая формализуема. То, что не формализуемо - он делать не может. Поэтому человек будет просто освобожден от рутинной работы. А уж какое он найдёт себе занятие - вопрос другой. Это вопрос его культуры",

Сформулировал учёный.

А как же искусственный интеллект?

"Когда мы говорим "искусственный интеллект" - не надо путать его с человеческим интеллектом, - сообщил профессор Иванов. - Это разные вещи. Скажем, обычная автоматическая коробка передач - это тоже искусственный интеллект. Только примитивный.

Различие между интеллектами тут принципиальное: по логике, человек всегда имеет возможность остановить робота, а вот робот человека - нет.

А вот когда робот научится принимать не стандартные, но разумные решения, вот это большой вопрос…".

Всеобщую цифровизацию, которая охватила мир, сравнивают с электрификацией: как в свое время без электричества невозможно было принципиально совершенствовать экономику и быт, так и современные информационные решения способны вывести все стороны жизни человека на принципиально новый уровень - от управления производством ракет до заказа пиццы на дом.

О повсеместной цифровизации в последние недели особенно активно заговорили российские власти. Словосочетание «цифровая экономика» стремительно ворвалось в обиход, употреблять его становится модно, стильно, современно.

Между тем понятие это довольно абстрактное. В экономике говорить о цифровизации - это все равно что, скажем, говорить об обязательном присутствии кислорода в атмосфере. Без простейшего компьютера, смартфона и прочих цифровых устройств уже немыслима не только экономика, но и бытовое существование современного человека. И пропагандировать цифровизацию экономики - это примерно то же самое, что призывать людей дышать. Однако более масштабное, глубокое и оперативное внедрение цифровых технологий, конечно, требует решительных действий.

Волны инноваций

Широкое распространение компьютеров, ИТ-решений, телекоммуникационных средств вполне справедливо называют цифровой революцией, которая, по мнению многих ученых, сейчас вступила в решающую фазу: в текущем году каждый второй житель планеты считается подключенным к интернету. А по оценке международной исследовательской компании McKinsey, в течении ближайших двадцати лет 50% всех рабочих операций в мире могут быть автоматизированы. По масштабу этот процесс может быть сопоставим с промышленной революцией XVIII–XIX веков. Например, в Англии в свое время доля рабочих, занятых в первичном секторе экономики, уменьшилась более чем вдвое; правда, это заняло не двадцать, а сто шестьдесят лет (с 1710 по 1871 год).

И так же как промышленная революция позволила отдельным странам добиться впечатляющих темпов экономического роста и вырваться в мировые лидеры, так и нынешняя цифровая революция обещает рывок тем, кто сможет вовремя и правильно воспользоваться цифровыми технологиями.

Цифровая трансформация экономики происходит под действием волн инноваций, интенсивность которых в последнее время увеличивается. Если некоторые периоды цифровой революции длились десятилетиями, то сейчас счет идет на годы и даже на месяцы.

Началом цифровой революции сейчас называют 1960-е годы, когда появились компьютеры, которые постепенно обучались работать всё быстрее и делать больше вычислений. Потом появилось программное обеспечение, которое с 1980-х помогало автоматизировать многие рутинные бизнес-процессы в компаниях.

1990-е прошли под знаком бурного развития интернет-технологий, начала расцветать интернет-торговля, появлялись всевозможные интернет-сервисы, электронная почта, чаты и прочие средства электронной коммуникации. В 2000-е интернет-коммуникации трансформируются в социальные сети, широко распространяется сотовая связь, появляются беспроводные сети передачи данных вроде Wi

Голые цифры

Темпы роста отраслей, относимых к цифровой экономике, указывают не на бум отрасли, а на стагнацию. Хотя нельзя отрицать структурных изменений в бизнесах, все-таки истерика вокруг всеобщей цифровизации немого похожа на пиар-поддержку отраслей, попавших в сложной положение.

Общий объем мирового цифрового рынка составляет 3,3-3,5 трлн долларов. А вот темпы его роста в последние два года не поражают воображение: минус 6,0% в 2015 году и всего плюс 0,3% в 2016-м. Тогда как темпы роста мирового ВВП — 2,4 и 2,3% соответственно.

Негативный вклад в рост цифрового рынка вносят отрасли, связанные с большими инвестициями и «металлом»: услуги связи и приобретение техники. Растущие рынки — разработка программного обеспечения и IT-услуги. Облачные сервисы, несмотря на то что о них много говорят, стагнируют.

Забавно, что стагнацию рынка аналитики объясняют слишком крепким долларом — это затрудняет экспорт услуг и техники основных мировых производителей. Так что IT-рынок должен не очень любить Дональда Трампа, политика которого будет способствовать дальнейшему укреплению доллара.

Совокупный мировой ВВП — 75 трлн долларов. То есть IT-отрасль занимает примерно 5% мировой экономики.

Зачем нужна цифровая программа

Текущую государственную программу можно рассматривать как очередную попытку в новых технологических условиях подойти к теме модернизации страны. Ранее эти попытки были, но общей стратегии научно-технологического развития как части промышленного развития страны они не породили. Более того, не складываясь в целое, точечные инициативы приводили к внутренним противоречиям и конкуренции между проектами развития.

Практически во всех значимых развитых и развивающихся странах мира существуют и уже реализуются аналогичные программы (промышленный интернет, индустрия 4.0, интернет +). Но они не реализуются в вакууме, отдельно от всей экономики, они тесно интегрированы в другие программы: например, Advanced Technologies Initiative в США или Made in China в Китае, которые занимаются развитием отраслей с высокой добавленной стоимостью. По сути цифровая экономика здесь решает задачи вывести уже существующую развитую промышленность на новый уровень развития. По аналогии программа цифровой экономики в России должна не столько решать узкоспециализированные задачи интенсификации развития и внедрения информационных технологий, сколько стать инструментом модернизации отраслей, а также точкой входа для внедрения или создания с нуля передовых промышленных технологий, которые в России пока не созданы. Впрочем, сможет ли это сделать наша цифровая экономика, которая и сама находится не в лучшем состоянии?

Цифровая экономика появилась десятки лет назад, началом ее возникновения условно можно считать появление компьютеров и интернета. Сегодня она приобретает новое качество, с одной стороны, в связи с проникновением интернета в ранее не интернетизированные отрасли (промышленность, сельское хозяйство, энергетика, транспорт, ЖКХ, городская инфраструктура), а с другой стороны, ведет к интенсивному развитию новых прорывных технологических рынков, таких как искусственный интеллект, 3D-печать, беспилотный транспорт, робототехника.

Цифровизация экономики происходит по двум направлениям: а) производство продуктов и услуг цифровой экономики и б) их потребление и — за счет него — изменения различных отраслей экономики. При этом развитыми современными странами считаются не столько страны, в которых высоко потребление цифровых услуг и продуктов, сколько страны, в которых эти цифровые продукты и услуги производятся. Россия стоит в числе лидеров в части потребления отдельных цифровых услуг (интернет-доступ, сотовая связь, многие сегменты потребительских интернет-сервисов), в других сегментах сравнительное проникновение цифровых услуг не такое значительное (электронная коммерция, облачные сервисы и др.). С точки же зрения производства картина еще более неоднородная, так как в отдельных сегментах интернет-услуг и программного обеспечения (интернет-поиск, социальные сети, антивирусные решения, отдельные сегменты электронной коммерции и корпоративного программного обеспечения) позиции российских компаний сильны, в других российские компании находятся на вторых ролях или занимают маргинальное положение (микроэлектроника и электроника, телекоммуникационное и сетевое оборудование, многие сегменты корпоративного программного обеспечения и облачных сервисов, часть сегментов электронной коммерции и потребительских интернет-сервисов). Картина значительно усложняется, если мы будем анализировать развитие в динамике: 1) по многим направлениям, где позиции российских компании все еще устойчивы, мы испытываем сильную конкуренцию иностранных игроков (от интернет-поиска и социальных сетей до электронной коммерции и онлайн-такси); 2) современные технологические стратегии передовых стран мира приведут как к переделу текущих отраслевых рынков, так и к созданию новых направлений услуг и бизнесов: рынков автомобилестроения — за счет электромобилей и беспилотного транспорта, энергетики — за счет технологий смарт-грид и альтернативной энергетики, промышленности — за счет 3D-печати и роботов, образования — за счет дистанционного образования и новых форм обучения.

Во всех вышеприведенных направлениях в России существуют технологические разработки, команды и компании разного уровня успешности. Но этого мало. От технологии до рынка большой путь, а от стартапа до создания крупной компании международного значения — еще более длинный и трудный. До того как это произойдет, лучшие специалисты и команды могут уехать за рубеж, быть перекуплены крупными иностранными компаниями или не выдержать конкуренцию с этими же технологическими гигантами. Все это в России и происходит. Мелкие нишевые или локальные технологические проекты, ориентированные на локальный спрос, выживают, а крупные, капиталоемкие, долгосрочные, требующие значительных инвестиций, долгосрочной поддержки и значительного рыночного спроса, который российский рынок сам по себе не может обеспечить, либо уходят за рубеж, либо выживают скорее как исключение, чем правило.

Рынки США или Китая сами по себе очень большие, в денежном выражении очень емкие и позволяют окупаться крупным инвестиционным проектам любого масштаба. С другой стороны, уровень доступных венчурных инвестиций в этих странах больше российского на порядки. Кроме того, в технологически развитых странах мира (прежде всего США, Германии, Китае, Японии, Южной Корее), в отличие от России, уже есть крупные технологические компании мирового уровня, которые активно инвестируют в НИОКР и реализуют долгосрочные программы технологического развития. Но даже эти компании создают отраслевые и проектные ассоциации и консорциумы и активно пользуются государственной поддержкой. У нас же пока нет похожих компаний, которые располагают не только сопоставимыми финансовыми и технологически ресурсами, но и рыночными позициями и соответствующей управленческой и рыночной экспертизой для конкуренции с западными компаниями на равных. Эти же страны, несмотря на кажущуюся самодостаточность частного бизнеса, реализуют широкий перечень государственных программ и инструментов поддержки развития новых технологий и технологических рынков, связанных с цифровой экономикой. При этом поддержка является целевой, конкретной и системной.

Поэтому, чтобы создать в России компании, конкурентоспособные с международными, потребуются не только усилия, сравнимые с текущими программами развития развитых и развивающихся стран, но и комплексные организационные и управленческие изменения, аналогичные восстановлению стран Западной Европы (во время реализации плана Маршалла), программам послевоенного развития Японии или Южной Кореи, недавней модернизации Китая (1990-2000-е годы).

Полная версия материала доступна только подписчикам

Подпишитесь, чтобы иметь полный доступ к материалам журнала «Эксперт»

Цифровая реальность

Журналистика информационной эпохи: факторы трансформации, проблемы и перспективы

Олег Робертович Самарцев

Рецензенты:

Вартанова Е. Л., доктор филологических наук, декан факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, заведующая кафедрой теории и экономики СМИ, профессор, научный руководитель Центра по исследованию СМИ Финляндии и Скандинавии «НордМедиа», член-корреспондент РАО

Уразова С. Л., доктор филологических наук

Утверждено Ученым советом Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения дополнительного профессионального образования «Академия медиаиндустрии (ИПК работников ТВ и РВ)»

© Олег Робертович Самарцев, 2017

ISBN 978-5-4485-8639-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Кризис современной журналистики обусловлен множеством факторов, так или иначе связанных с новыми социальными и технологическими процессами в сфере коммуникации. Подобно тому, как изменилась социальная и коммуникативная реальность после изобретения Иоанном Гуттенбергом печатного станка, современная реальность меняется под влиянием цифровых технологий и в первую очередь сети интернет. Претерпевает изменение не просто формат распространения информации – меняется сама коммуникативная и, как следствие, – социальная система. Изменяются формы социального регулирования и социального посредничества СМИ, модернизируются и возникают новые форматы распространения информации и взаимодействия СМИ с аудиторией, в пользу новой сферы информационных технологий перераспределяются финансовые потоки, изменяется структура и форматы организации бизнеса в сфере коммуникации и высоких технологий и, разумеется, модернизируется методология профессиональной деятельности журналистов, структура аудитории и дистрибуции массово-информационного контента.

Принято полагать, что основой современных трансформаций журналистики является исключительно технологический фактор, связанный с дигитализацией всех информационных процессов, появлением глобальной сети интернет – нового канала коммуникации и, как следствие, – существенного изменения в функциональности журналистики, однако в реальности процесс намного сложнее. Технологический детерминизм массовой коммуникации, несомненно, оказывает огромное воздействие и на ее социальные функции. Современные технологии по сути дела стали одним из спусковых механизмов системных переходов на новый уровень как средств массовой информации, так и самого общества, подобно тому, как и появление книгопечатания, фотографии, радио и телевидения. При этом последствия диктата новых коммуникативных технологий очень многообразны. «Столкновение старой и новой окружающей среды» по-прежнему, как отмечал М. Маклюэн, «анархично и нигилистично» , однако, в отличие от прежних эпох, связанных с материальными, вещественными носителями информации, в цифровую эпоху процессы изменения происходят неизмеримо драматичнее и глубже проникают в социокультурный слой, поскольку «одной из особенностей электрической [и, особенно, цифровой – О. С.] технологии является ее способность ускорять процесс трансформации» . Если учесть главные отличия новой технологической революции от прежних – виртуализацию действительности, свойственную цифровой коммуникации, интерактивность, мультимедийность и глобальность, – следует полагать, что сегодня меняется не столько способ распространения информации, сколько его тип и среда, в которой реализуются функции СМИ, от массовой к глобальной . Практически все системообразующие факторы журналистики претерпевают изменения, и происходит это спонтанно, с явным опережением способности журналистики к адаптации к новым условиям.

§1. Кризис традиционной журналистики: факторы трансформаций

Переход к информационному обществу многомерен и многофакторен. Едва ли стоит предполагать, что только лишь изменение технологии распространения информации стало детонатором глобальных социальных процессов в обществе в целом и в журналистике в частности. Однако журналистика как социальная система, связанная с коммуникационными технологиями непосредственно и в первую очередь, в этом смысле вполне симптоматична. Журналистика – своего рода маркер готовности общества к переменам, назревшим в силу множества не коммуникативных, а социальных причин, и изменение коммуникативных технологий – далеко не единственный и не самый существенный фактор трансформации, оказывающий влияние на процессы, происходящие в современной журналистике. Переход от индустриального к постиндустриальному и информационному обществу, сформулированный Э. Тоффлером , характеризуется глобализацией всех социальных процессов, систем и их взаимоотношений – в том числе и в сфере массовой коммуникации, которая легко адаптирует инновации и технологические прорывы. При этом для СМИ само появление нового средства коммуникации традиционно носит революционный характер. Глобализация многое изменила в характере отношений журналистики и общества, в котором она реализует свои функции. Оставляя в стороне иные трансформации в глобальном мире в связи с цифровизацией – политику, экономику, социокультурные диффузии и т.д., – отметим ее существенные последствия для журналистики. К таковым можно отнести:

– социальные : нивелирование и унификация национальных типов журналистики с весьма заметным стремлением к определенному, вненациональному формату, обобществляющему подходы к подаче информации; неограниченная территориально зона возникновения медиаповодов (events); обобществление социальных трендов через их медиатизацию и последующее глобальное тиражирование; глобализация аудитории, сегментированной не территориально, национально, социально или иным институционным способом, а исключительно по информационной интенции (интересам);

– методологические : стирание границ между автором и аудиторией, смещение акцента и «допуска» к формированию информационной и, тем самым, социальной «повестки дня» в структуре социальной пирамиды от суперэлиты к элите и далее к массе;

– технологические : формирование условий и стимулирование предельно персонифицированного потребителем формата взаимоотношений с информационной средой в интерактивном формате и снижение роли вещателя-предикатора, мультимедийность и глобальность информационного канала.

Социальный и манипулятивный фактор . Медиа становятся эффективным манипулятором общественными взаимоотношениями, формируя новую публичную сферу, существенно отличающуюся от интеллигентных представлений Юргена Хабермаса. Среда, благоприятствующая формированию неограниченного разнообразия способов публичной коммуникации, размывает информационные функции медиаактора и его атрибутирование, тем самым упрощая технологии пропаганды, манипуляции общественным мнением, применения разнообразных PR-воздействий и маркетинговых акций. Это усугубляет процессы «рефеодализации» публичной сферы, отмеченные Юргеном Хабермасом в начале ХХ века, при которых СМИ в большей степени стремятся к манипулированию массовым сознанием и формированию общественного мнения, нежели доводят до общества достоверную информацию .

Влияние манипулятивного фактора на журналистику очень масштабно и деструктивно, поскольку новые медиа зачастую формируют виртуальную среду, в которой информация – это не только и не столько «достоверные сведения о произошедшем», а любые сведения, вплоть до дезинформации, «фейка» или «смоделированной реальности ». Репутационная журналистика печатной эпохи в этой среде заранее проигрывает новым медиа и растворяется в разнородной контентной массе, теряет исключительное право на обеспечение общества информацией. Достоверность сведений в сети – обязательная для традиционной журналистики – уже не является основополагающей ценностью, в качестве каковой сегодня зачастую выступают приоритет, эксклюзивность и привлекательность. Глобальная аудитория отличается от аудитория традиционных СМИ тем, что она всеядна, доверчива и склонна к потреблению маскарадного, клиппированного контента . В этих условиях журналист обязан учитывать изменившиеся информационные потребности аудитории, которые и становятся определяющим для СМИ маркером успеха .

Следует учитывать, что кризис журналистики развивается в ситуации не только серьезно изменившейся структуры потребления контента, но и возникновения новой методологии.

Методологический фактор весьма существенно меняет профессиональные приоритеты. Фактор конвергентности (сближения разнородных медиатехнологий) становится все более значимым, доступность мультиформатной репрезентации (мультимедийность) – новым стандартом информационного мейнстрима, а интерактивность современных медиа принципиально изменяет субъектно-объектный бэкграунд профессии.

То, что происходит в Рунете начиная с 16 апреля, – отнюдь не удельный конфликт Роскомнадзора с Telegram. Эти ковровые бомбардировки, чем бы они ни закончились, так и останутся только эпизодом. Суть любой войны (а это война) куда глубже, чем ход боевых действий, решения командиров, стратегия или техника.

Готовность российского цензурного ведомства блокировать всё и вся, не останавливаясь ни перед чем и не думая о последствиях, говорит о том, что теперь все мы живем в условиях новой цифровой реальности, когда интересы любого пользователя – будь то обыватель со своими рецептами и танчиками или корпорация с огромной инфраструктурой в облаке – должны быть подчинены только интересам государства. То бишь государством этим просто не должны приниматься во внимание. Мятежный сервис любой ценой обязан быть вычищен из цифрового пространства России – и точка!

Профильные чиновники, похоже, неслучайно бодро докладывали подведомственному населению, что Россия уже готова к полному отключению от мировой Сети. Правда, разухабистый стиль махания дубиной, используемый Роскомнадзором, вызывает возмущение и в их среде.

Это, повторяю, принципиально новые условия цифрового бытия населения. Массовый переход на и без того полулегальный VPN. Тотальное неуважение к законам и судам собственной страны, которое в один момент наверняка перешагнет рамки Digital. Такое положение в социуме, прекрасно понятное всем, включая и саму власть, не может продолжаться долго. Опасности, которые подстерегают государство, очевидны, если провести прямую параллель между глушилками начала 80-х и действиями Роскомнадзора конца 2010-х.

Куда сложнее будет обществу (хотя рядовой, «домашний» пользователь ко всему приспосабливается, привыкнет и к VPN), и особенно бизнесу. Очевидно, что отношение к облачным сервисам как таковым претерпит разительные перемены – события последних дней ясно показали скептикам, что стремление «иметь всё свое при себе», а не в абстрактном облаке, которое неизвестно где находится, имеет резон. И надо сказать, весьма веский.

Вот уж кто точно будет рад, так это поборники тотального импортозамещения. Переход на отечественные аналоги наверняка примет массовый характер. Остается только гадать, достаточно ли в стране собственных ЦОДов, чтобы приютить все сервисы, оставшиеся без иностранных провайдеров.

Впрочем, и это не гарантирует от проблем. Роскомнадзор в задоре умудрился заблокировать (пусть всего на час и глубокой ночью) даже вполне лояльные «Яндекс» с «ВКонтакте» и скрепоносных «Одноклассников». Что уж говорить об остановившейся работе многих научных организаций…

Рецепты существования в новой реальности уже сегодня появляются в Сети, и, очевидно, их выпуск вскоре приобретет массовый характер. А важнейшими конкурентными преимуществами множества сервисов станут не качество услуг, не возможности для бизнеса и не совершенство ПО, а элементарная устойчивость к блокировкам. С нетерпением жду забавных презентаций, отвечающих новым реалиям.

Между тем наша страна, как известно, взяла курс на цифровизацию экономики. Соответствующая программа уже принята, меры в ней обозначены. Вот только порядок их осуществления придется переписать уже с учетом тотального отказа от использования услуг мировых гигантов. Последние, как показывает опыт войны с Telegram, не слишком охотно идут на военную кооперацию с властями нашей страны, бизнес в которой приносит им единицы процентов прибыли.

Политика государства в области ИТ давно уже перешагнула рамки технологий – сами технологии стали частью политики. И похоже, для достижения политических целей государство в целом и отдельные лоббисты в частности уже не остановятся перед самыми абсурдными, самоуничтожающими мерами. И какие бы декларации о намерениях ни произносились, первое, что должен сделать каждый, – приготовиться к существованию в новой цифровой реальности. Вот только выглядит она теперь не как блаженные кущи цифрового рая, а как поле после кровопролитной битвы.